Лед и пепел - Мила Дуглас

Тишина. Густая, жгучая, пронизывающая до самого сердца. Даже дыхание казалось предательством – каждый вдох оставлял на губах вкус пепла.

Король северной страны Греймарк стоял среди алых роз, выращенных его руками. Их лепестки, красные, как кровь, шевелились на ветру, будто шептали что-то. Но он не слышал. Он давно уже ничего не слышал и пытался не чувствовать.

После Войны Слез, когда его отец захватил огненные горы Реймевика, на их замок напали. Шпионы из Вечнолесья пробрались ночью, когда спала большая часть стражи и слуг после праздника Солнцестояния – Мидсоммара. Это не достойная битва мужчин, а жалкая трусливая вылазка для убийства наследника Греймарка, сына короля Даркота. Пожар, который заметили слишком поздно. Стоны. Молчание.

Мать и сестра погибли, не успев проснуться.

Утром нашли трупы шпионов – но слишком поздно.

Александр тогда был далеко – в охотничьем домике, где любил уединяться. Он не видел пламени, не слышал последних стонов. Но когда вернулся, замок уже был другим. И он – тоже.

Ледяной король среди пепла воспоминаний.

Его пальцы скользнули по лепестку розы. Холодному. Как все в этом замке. Как он сам.

Он сжал кулак. Костяшки пальцев побелели, но боль была далекой, словно чужой.

Мама.

Хрупкая, словно первый весенний цветок. Улыбающаяся так, будто солнце отражалось в уголках ее губ. От нее пахло лавандой и свежестью утра – той, что бывает, когда роса еще не высохла на траве.

Ее руки. Теплые, несмотря на вечный холод вокруг. Пальцы, перебирающие его волосы, будто запоминая каждую прядь. Голос – тихий, как шелест листьев в безветренный день.

«Не дай льду захватить твое сердце, свет мой…»

Потом – ничего.

Александр дотронулся до перстня, на котором был изображен снежный барс – символа его власти, печать рода Греймарк.

Тэссия.

Девушка из Вечнолесья, с каштановыми волосами и глазами цвета первой зелени после грозы, слишком яркие для этого сумрака. Чувственная, как тепло проснувшейся земли, она несла свою красоту с хрупкой грацией лесного ручья, знающего путь сквозь любые камни. Слишком живая.

Она не была похожа на мать – ни чертами, ни голосом. Но свет цеплялся за ее силуэт, будто не решаясь покинуть последний очаг тепла в этом ледяном царстве. Ее имя звучало, как удар колокола в тишине. Каждый её жест, каждый взгляд, в котором мерцала то ли отвага, то ли отчаяние, заставлял вспоминать.

И когда она повернулась к нему, он увидел в ее глазах то, чего боялся больше всего: свое отражение.

Того, кем он становился. Того, кем, возможно, уже был.

Она не знала, что стала не просто пленницей. А последним шансом.

15 лет спустя после Войны слез, родовой замок Греймарков – Дарнхольд.

Воздух был густым – пропитанным страхом и прогорклым раболепием поданных. Александр втянул его ноздрями, ощущая знакомый привкус. Так пахнет власть. Молодой король знал этот запах. Он был фоном его жизни. Фоном правления. Король злился на всех и каждого в отдельности. Внутри его ледяного сердца разливалось неотвратимое предчувствие, что скоро мир изменится.

Тронный зал Дарнхольда дышал холодом. Голос короля разрезал пространство:

– Четыре королевства Тераниса. Четыре стихии, что бушуют за его окнами.

Рука Александра рассекла воздух, очерчивая невидимые границы, и вдруг сжалась в кулак. Костяшки побелели.

– Мои.

На троне из черного гранита, заточенного в когтистых очертаниях, он сидел, как застывший клинок – без лишнего движения, без слабости. Лишь пальцы правой руки мерно отстукивали ритм по подлокотнику, стук звучал как набат и будто отсчитывал последние мгновения чьей-то глупости.

– Ваше Величество, дозорные докладывают н границах Вечнолесья…

Голос канцлера растворился где-то далеко. Александр не слушал. Его взгляд, холодный, как отполированная сталь, пронзал дрожащих придворных насквозь – туда, где в памяти всплывало то, чего больше не должно было быть.

Тепло. Лавандовый запах. Руки, которые когда-то гладили его по волосам, шепча: «Не дай льду захватить твоё сердце, свет мой…»

Глупость.

Он резко тряхнул головой, сбрасывая образ, как пыль с плаща. Мать учила милосердию. А кто пожалел ее и его сестру? Слабая. Глупая. Женщина. Милосердия нет, есть сталь клинка и власть его сильной руки. Для Греймарка он будет справедлив. Для остальных – жесток.

– Довольно. – Александр встал. Будто ледяная поверхность трона скрипнула под ним, нехотя отпуская. – Вы трещите о Вечнолесье, а меж тем… – Голос его стал тише, острее. – Мои тени докладывают, что советник короля Ориона Третьего Валтор плетет паутину интриг. И возможно, их шпионы снова здесь, в Дарнхольде.

Канцлер побледнел, как снег за окном.

– Но… это невозможно! Мы…

– Вы лжёте.

Тишина. Густая, давящая, как снежная лавина перед падением.

– А теперь, – Александр медленно прошёлся взглядом по лицам, – Кто-нибудь объяснит, почему двор Альдерборна вдруг озаботился наследником? Старый плут Орион ищет его среди своих поданных, раз его женщины пусты.

Пауза. Достаточно долгая, чтобы у каждого в горле пересохло. Ни звука. Даже дыхание замерло. Александр наблюдал, как капля пота скатывается по виску Эрвина.

Король улыбнулся.

– Так вот как вы служите своему королю. Работают только мои тени, а вы? Прекрасно!

Никто не обманулся. Под мягкостью его слов сквозила сталь.

– Убирайтесь.

Одиночество. Оно обволакивало его, как сгущающиеся сумерки – знакомое чувство, почти родное. Зал, огромный и пустой, звенел тишиной. Ледяной гроб для живого короля.

Тень у двери. Старый камергер Редигер, лицо которого напоминало сморщенную зимнюю грушу, склонился:

– Ваше Величество… Прорицательница раскинула кости. Говорит, видела важное.

Александр не шевельнулся. Смотрел на свою тень – длинную, острую, как клинок.

– Привести.

Когда старик исчез, король закрыл глаза.

Лаванда. Тепло. Пустота.

Она жрала его изнутри, эта чернота. Ни власть, ни кровь, ни женщины не заполняли её. Одиночество короля – не привилегия. Это проклятие.

Прорицательница вошла, словно струящийся дым – бесшумно, почти неосязаемо. Глаза, слишком бледные, внимательные, будто за долгие годы научились читать мельчайшие трещины в каменных плитах и на человеческих лицах.

– Говори – Александр не предложил ей сесть.

Ведьма склонила голову, но не в поклоне – а скорее, как хищная птица, которая принюхивается к своей добычи.

– Ты ищешь ключ, король. Но не от замка, не от двери… – Её голос был похож на шепот ветра в