Деревня Тихое. Оборотни - Моран Джурич

Санька валялся на диване и смотрел вместе с дедом кино по телевизору. Показывали старый фильм про войну, дед его сто раз уже видел, но все равно упорно смотрел от начала до конца, предварительно отметив время показа в программке. “А зори здесь тихие” рвали деду сердце, но он мужественно терпел. Иногда от нахлынувших чувств он начинал шумно прихлебывать чай из чашки, чтобы скрыть, что у него ком в горле опять стоит. Вот и сейчас дед Иван засёрбал, украдкой покосился на внука, и потер глаза. Саня сделал вид, что не заметил. Как всегда. Пошел рекламный блок, на экране кудрявый вьюнош в белом запрыгал по ступенькам, и отчаянно лажая запел про то, что у него что-то начинается. Понос у тебя начинается, лениво подумал Санька, так повизгиваешь.

— От ити его мать! Кого в телевизор теперь пускают! — заругался дед. — Голосок, как из жопы волосок - тонкий и нечистый. А туда же лезет.

— Да ладно тебе, деда, сейчас таких туда не за голос пускают.

— А за чего?

— За глубокие, луженые глотки.

— Какие еще луженые? — взъярился старик, — Вот в наше время певцы были — Муслим Магомаев, Эдуард Хиль! Да тот же Лещенко. Как запоют - душа радуется. А это что? Певец с погорелого театра.

Дед встал и пошел на кухню, долго гремел там посудой, потом вышел с кружкой от которой пахло коньяком. На вопросительный Санькин взгляд дед махнул рукой.

— Аж сердце защемило. Такую культуру просрали. … Это - для нервов.

Нервы были сиюминутно успокоены.

Теплый летний вечер заглядывал в раскрытые окна, нежно перебирал складки тонких занавесок, развешивал серебряную фольгу звездочек на бархатном синем небосклоне. Пыль на улицах приглушала шаги редких прохожих, к деревне Тихое подкрадывалась ночь.

Сане стало скучно, он вышел во двор, уставился в небо. До полнолуния еще далеко. В доме Дошкиных горел свет, тихо играла музыка. Он подумал, не пойти ли к Костику в гости, но тут в животе заурчало и голод повел его на кухню. Пока дед досматривал фильм, Санька успел пожарить картошки, пару кусков мяса, сходил с фонарем в теплицу за огурцами, нарвал на грядке душистый укроп. А после ужина и вовсе идти куда-то расхотелось. Даже домой. Позвонил матери, предупредил, что ночевать у деда будет. Дед Иван был рад компании, но через полчаса стал клевать носом, в полусне бормоча ругательства в адрес современного телевидения, Ельцина, и местных депутатов. Санька довел деда до кровати, уложил его и слушая мощный храп, сотрясающий стены старенького дома, решил, что спать пойдет в гараж.

В гараже у Сашки был рай. Когда дед отдал Дошкину “Урал”, места стало больше, и как парню рукастому ему захотелось тут все преобразить. Что он и сделал. Вынес весь хлам, годами копившимся семьей Горкиных, побелил стенки, притащил от брата Лешки почти новый диван, который Лешкина жена хотела выкинуть, собрал по соседям ненужную мебель, кое-что отреставрировал, сколотил верстак во всю стену. Шкафчики, крепления для инструмента, телек бабки Шустовой купил за копейки у наследников. Красотища!

Но, не хватало техники, которую в этом прекрасном гараже можно ремонтировать. И тогда Сашка забрал у дядьки давно стоящую у него в сарае Верховину- 4, под реставрацию. За год он прилично с ней ухайдакался, но результат его радовал. Даже краску подобрал как родную. Красный мопед стоял в углу и скромно отблескивал хромированными деталями. Пару раз он нем уже выезжал на местную дискотеку и произвел фурор. Молодые парни со знанием дела кивали головой, каждый считал своим долгом произнести : “Ретро - это круто!” и поднести мастеру стопарик самогонки. Обратно Саня ехал в таком боевом настрое, что его даже “хлопнуло” прямо в седле.

“Хлопнуло” - так Сашка назвал внезапное, незапланированное обращение. В принципе, у оборотней это заканчивалось после пубертатного периода, но все же иногда случалось, как говорил дед - от чувств-с.

Долго еще ходили по деревне слухе о собаке Баскервилей на мопеде. Глаза -во! Уши- во какие! Зубища! Потом правда все сошлись на том, что это цирковой волк сбежал. Уж очень радостно скалился. Угнал мопед, на котором медведь катался по арене. Кормили плохо в Челябинском цирке - ну и вот.

Улегшись на продавленный диван, Саня натянул одеяло до подбородка, и подбив подушку, сладко зевнул. Приятно пахло бензином, мазутом, в приоткрытую дверь со двора задувал теплый ветер, приносивший запах ночных цветов и прогретой земли.

Проснулся он от странных звуков. Как будто на чердаке гаража кто-то ходил. Нет, даже бегал, топоча маленькими ножками. Топ-топ-топ, сюда.. Топ-топ-топ, туда… Что-то шебрушало, постукивало. Саня прислушался. Домовых в их деревне сроду не бывало. Не приживались они здесь. И так всяких диковинных существ хватало. Один Костин Зайка чего стоит. “ Аааа.. вот это кто. Ах ты ж жопа мохнатая! И чего заперся-то на чердак. Там только тряпки старые и стекловата.” — парню так хотелось спать, что через секунду стало плевать на посторонние звуки.

На чердаке что-то упало. Сашка подскочил спросонья, застучал в стенку гаража.

— Зайка, сволочь! Чего там шаришься? Вот я ща кому-то окорока пообглодаю! Пшел вон!

Наверху все стихло, парень повернулся на другой бок, решив что утром сходит все же к Косте.

Нормально поспать так и не удалось. В следующий раз он проснулся от какой-то возни, доносившейся сквозь доски потолка. Он сел на диване и прислушался. Возня затихла. Зато стало слышно, как кто-то бормочет невнятно, словно жалуется, ноет. Слова было не разобрать, но голос вроде как женский. Сашке стало не по себе. Никакая женщина