Каталонская компания (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Не могу сказать точно, как долго продолжался шторм, но мне показалось, что всего часа два-три. Закончился также внезапно, как и начался, оставив после себя волны высотой около полутора метров. Когда волна поднимала меня, вертелся, осматривая горизонт. Не знаю, на что наделся. Наверное, просто не хотелось расставаться с предыдущей жизнью, такой налаженной, привычной. Или хотел согреться, потому что начал замерзать. Надо будет учесть этот момент для следующего раза, если таковой случится. В теплой воде будет приятнее бултыхаться. Акул в кольчужном доспехе можно не бояться. Впрочем, страх, что кто-то может схватить тебя за ноги, все равно присутствовал. Глубина — это одна из разновидностей темноты, из которой мы подсознательно ждем нападения непонятно кого, а потому чрезвычайно опасного. Чтобы отвлечься от разных неприятных мыслей, погреб на запад, где должен быть берег, на заходящее солнце, кроваво-красное, будто вернулось с лютой сечи и еще не переоделось и не помылось. В той стороне примерно за час до шторма я видел тонкую полоску низкого берега. Спасательный жилет держал меня на плаву, так что оставалось только перемещать себя в нужном направлении.

Я греб, подгоняемый ветром и волнами, пока не уставал. Слишком много на мне было одежды и всяких железяк, поэтому выдыхался быстро. Отпивал из серебряной фляги глоток вина, разбавленного водой, отдыхал, чувствуя, что замерзаю, и снова начинал шевелить ластами. По моим подсчетам берег должен был быть совсем рядом, а он все не появлялся. Во время очередной передышки от скуки повертел головой и вдруг заметил, что плыву не в ту сторону. Берег оказался справа от меня, на севере, всего в миле или чуть больше. Видимо, я находился в заливе, вдававшемся в берег. Если бы не посмотрел по сторонам, так бы и греб еще несколько часов.

Сразу вспомнил, как был на плавательской практике в Северо-восточном управлении морского флота в порту Тикси. Суда зимой стояли в заливе во льду, который вырезали только возле винто-рулевой группы. Там оставалась полынья длиной метров пятнадцать-двадцать и немного шире корпуса судна. В эту полынью меня и угораздило свалиться, когда красил корпус судна. На мне были ватные фуфайка и штаны и валенки, которые начали стремительно промокать и тяжелеть. Я прогреб метров двадцать так стремительно, что поставил, наверное, мировой рекорд. Когда вылез из воды, оглянулся и понял, что надо было всего лишь развернуться и выбраться на лед. Но что там позади и сбоку я в критической ситуации выяснять не стал, чтобы не потерять зря время, а рванул туда, где спасение было очевидным. Из-за чего потерял еще больше времени и чуть не утонул.

Берег был с широким песчаным пляжем, к которому подступал сосновый бор. Начинало темнеть, поэтому я, скинув жилет, бригандину, наручи, поножи, пояс с оружием и сагайдак, первым делом наломал лапника, сделал ложе на земле, усыпанной старой серо-желтой хвоей. В мокрой одежде было холодно, однако, когда снял ее, чтобы выкрутить, почувствовал, что голым еще холодней. С трудом натянул на себя влажные тряпки, которые прилипали к телу, выдул полфляги вина и начал разминаться, согреваясь. Заснул только под утро, укрывшись мокрыми бригандиной и спасательным жилетом. Так казалось теплее.

Разбудил меня дятел. Стучал он короткими очередями, из-за чего мне снилось, что расстреливаю из автомата «калашников» монголо-татарскую конницу. Всадники падали и сразу исчезали, но на их месте возникали другие. Наверное, я понял, что не смогу остановить нашествие Орды, и проснулся. Между высокими стройными соснами было видно чистое голубое небо. Я вспомнил, где нахожусь и как здесь оказался, и сплюнул в ближайший сосновый ствол слюну, заполнившую рот от прилива злости. Как говорят монголы, ключ иссяк, бел-камень треснул. Хорошая жизнь кончилась. Придется узнавать, почем фунт новой? Что обрадовало — опять помолодел. Не могу сказать точно, сколько мне сейчас лет, но чувствую себя не старше тридцати. Впрочем, и в пятьдесят я чувствовал себя не старше тридцати, но остальные, сволочи, так не считали.

Я вышел на берег, посмотрел в обе стороны. Жилых строений не заметил. Решил идти на запад. Только лишь потому, чтобы не идти назад, хотя и в этом случае в ту сторону могло оказаться ближе. Добираться решил лесом, где есть шанс добыть какую-нибудь еду. Ничего с собой не взял. Был уверен, что быстро доберусь до какого-нибудь населенного пункта. Бригандину, шлем, наручи и поножи завернул в спасательный жилет, который связал его же тесемками, и прикрепил на спину, чтобы руки были свободны. Лук и тетива высохли. В колчане лежали по десять стрел с игольчатыми наконечниками, предназначенными для поражения одетых в кольчугу, с гранеными для пробивания брони и с листовидными, имевшими ребро жесткости посередине, которые хороши против кожаных доспехов. Выбрал из последнего десятка. Такая стрела лучше подойдет и на птицу, и на зверя. Затем пошел на северо-запад, удаляясь от берега.

Никакой добычи мне не попадалось. Обнаружил на прогалине четыре лисьи норы, которые выходили в разные стороны. Возле них были свежие следы, валялись маленькие птичьи перья, белые и черные. Кто достался на завтрак лисе — не догадался, но позавидовал ее удачливости. Передохнул там и зашагал дальше. Сосновый бор сменился смешанным лесом. В Болгарии уже совсем лето, деревья покрыты густой листвой. В Путивле, когда отплывал, почки только распускались. Следующую остановку сделал на берегу ручья, который был шириной с полметра. Вода в нем была чистая и холодная, зубы ломило. Я разделся наголо, помылся сам и сполоснул в пресной воде просоленную одежду и обувь, из-за которой у меня начало зудеть тело. Развесив шмотки на кустах и разложив на траве, чтобы высохли, пошел голый и босой вверх по течению ручья. В той стороне деревья немного расступались.

Может быть, без кольчуги, шосс и груза я двигался тише, может, просто совпало, но буквально метров через двести нашел то, что хотел. Я вышел к плотине высотой около метра, сложенной из веток и поваленных деревьев. Благодаря ей образовалась запруда шириной метров пять и раза в три длиннее. Творец всего этого на дальнем от меня берегу грыз ствол молодой осины, обтачивая его по кругу. Длиной бобер был около метра. Мех темно-коричневый, только десятисантиметровыйхвост лысый. Маленькая голова, короткие передние лапки и более длинные и мощные задние. Трудился он так увлеченно, что не заметил меня. Стрела прошила его насквозь и свалила на бок. Бобер нашел силы проползти около метра в сторону запруды. На траве и земле остался кровавый след. До воды оставалось всего-ничего, когда я остановил бобра ударом по голове толстой сухой веткой, подхваченной на бегу. Прости, брат, но мне нужна пища!

Бобер тянул килограммов на двадцать пять. Правда, без шкуры оказался намного меньше и легче. Мясо у бобра со странным привкусом. Я ел его раньше. Не понравилось. Сейчас, с голодухи, на такую ерунду не обратил внимание. Нарезав мясо тонкими кусочками, нанизал на шампуры из веток березы, испек на костре, который разжег с помощью кремня и огнива, которые лежали в сагайдаке. Моим дружинникам требовались один-два удара, чтобы разжечь огонь. Я ударил не меньше десяти. При этом искр сыпалось даже больше, чем у них. Насытившись, напек мяса про запас. Шкуру упаковал в спасательный жилет. Начинаю относиться к добыче также утилитарно, как и мои бывшие подданные.

Одевшись в кольчугу, шоссы и обув сапоги, потому что так они казались легче, чем если бы нес в узле, опять пошел вверх по течению ручья. Повезло и во второй раз. Где-то через километр ручей пересекал лесную дорогу. На ней могли разъехаться две телеги, значит, ведет в город, а не соединяет деревни. Между деревнями дороги обычно одноколейные. Наезженная, со свежими следами копыт и колес. Поскольку я не знал, в какую сторону город, решил подождать какого-нибудь путника и спросить. Чтобы было не скучно ждать, пожевал печеного мяса. Холодным оно обзавелось тем самым привкусом, который мне не нравился. Или сытому он не нравится.