Данил Корецкий - Шпионы и все остальные

— А что, этот карлик и реально такой крутой? — рассеянно интересуется Алфей Бабахов, внимательно рассматривая в зеркало, как гример Саша украшает его и без того прекрасное звездное лицо. Результат шоумена не удовлетворил, нижняя губа капризно оттопырилась. — Левый глаз недокрасил, а правый снаружи слишком толсто…

— Сейчас поправлю, Алфейчик, — Саша даже язык высовывает от старательности — слишком многое стоит на кону. — Кисточка вроде колонковая, а сразу же вылезла с одного бока…

— Совершенно реально, — говорит редактор программы Валерий. Он стоит за спиной шефа, чуть левее, чтобы не мешать визажисту. — И в тюрьме сидел, и в цирке работал, и нож метает, и под землю ходил…

— А террористы? — перебивает Алфей. — И тон на скулах толстый, размазать надо…

— И террористы были, и в предотвращении взрыва участвовал. Но это секретно, официальных подтверждений нет. Если разговоришь…

— Да это я вижу, Алфей, что-то ты меня сегодня уж совсем зачморил… Не дошел еще просто…

— А что он драчливый, правда?

— Чистая! Если что не так — сразу в морду! Он вообще с пол-оборота заводится!

— Вот, смотри, где толстый тон? Его вообще не видно, а скулы обострились…

— Это хорошо. Ты его и заведи. Да сразу их не разнимайте, даже когда я начну тебя звать. Пусть подерутся… И точку под глазом убери…

— Я понял, Алфей! — это уже отвечает начальник охраны Сергей.

Он стоит за спиной Бабахова и чуть правее. Каждый член команды знает формат передачи и свое место в ней. Если отбросить дипломатические обороты, то задача состоит в том, чтобы все, кто в кадре, к концу оказались вымазанными в говне, и только ведущий стоял посередине в белом отутюженном костюме и с безупречным лицом. Чем больше говна, тем сильнее контраст, тем выше рейтинг.

— Все, нет точки.

— Только чтобы крайним не оказаться, — бурчит Сергей.

Алфей Бабахов с удовольствием рассматривает себя в зеркало, проводит языком по губам, чтобы блестели. Во всех передачах он поддерживает тех, кто сильнее и богаче, даже если приходится выкручиваться, как ужу под вилами. Апофеозом стал случай, когда член оргпреступной группировки убил перешедшего дорогу его автомобилю студента. Алфей свел мораль к тому, чтобы пешеход и водитель были взаимно вежливы. И он себе нравится. Как внутренне, так и внешне. Бабахов повернул голову вправо, потом влево. Придраться было не к чему.

— Такая ваша судьба — быть крайними, — говорит он. — А эти приглашенные уроды еще крайнее. Только один человек в центре — это я! А вокруг — миллионы зрителей. Я владею их умами, дирижирую их чувствами, формирую их настроение! Ясно?!

— Ясно, шеф.

— Тогда в студию! До эфира пять минут…

— Успеем, Алфей, все будет классно. Не впервой!

И действительно, ровно в 19 часов на экранах почти всех телевизионных приемников страны появилась заставка самой рейтинговой передачи «В спорах рождается…» Заставку тут же сменило ухоженное лицо ведущего.

— Здравствуйте, дорогие телезрители! — вскричал он, как будто ему только что сделали укол кофеина. — С вами я — Алфей Бабахов и приглашенные гости, которые, как всегда, уникальны и незабываемы! Это циркач Бруно Аллегро и известный политолог, писатель, философ Святослав Майский! Встречайте!

Под аплодисменты зрителей в кадре появились двое: пожилой мужчина с седой гривой до плеч, перхотью на потертом кожаном пиджаке и с повадками постаревшего светского льва и… бородатый карлик в ярком цирковом трико. С разных сторон они прошли к центру студии и уселись на заранее указанные мягкие диванчики, расположенные в нескольких метрах друг от друга. Выполняя инструкции, зрители изо всех сил обивали себе ладони.

Майский никогда не занимался политологией, не имел философского диплома и не издал ни одной книги, что не мешало ему быть узнаваемой медийной фигурой. Его приглашали во все передачи: сегодня он обсуждает проблему вооружения населения, завтра выступает за запрет абортов, послезавтра дискутирует насчет посещения Земли инопланетянами… Кроме знания любой проблематики, Майский щедро демонстрировал заносчивый нрав, дурные манеры и агрессивность, благодаря чему каждая передача заканчивалась скандалом.

Сейчас он исподволь рассматривал очередного партнера и испытывал несвойственную себе неуверенность. С циркачом Святослав встречался впервые, но почувствовал, что в нем столь же мало интеллигентности, сколько в нем самом, зато нахрапистости и агрессивности, пожалуй, побольше. Это открытие его обескуражило. Тем более что Валерий прозрачно намекнул: от него ждут решительности и напора, а с оппонентом в этот раз можно вообще не церемониться! Но карлик не был похож на обычного цивилизованного человека, он напоминал обезьяну из джунглей Борнео или дикаря-пигмея… Как можно с таким «не церемониться»? Скорей, нецивилизованный дикарь бесцеремонно обойдется с писателем и философом!

А Бруно Аллегро ни на кого не обращал внимания — сидел, болтал ногами и вертел головой, осматривая непривычную обстановку и демонстрируя всем желающим свой специфический профиль, похожий на кукиш. За участие в передаче ему посулили тысячу долларов, и он просто ожидал расчета, который должен был наступить в любом случае через пятьдесят минут, что бы ни придумали эти дылды. А на ту ерунду, которую прошептал ему в ухо глупый помощник главного дылды, указывая на седого павиана с прической камерного петуха, он вообще не обратил внимания. Потому что лучший выход из любой сложной ситуации — это хороший крюк справа, который всегда при нем. А раз так, то и заботиться заранее не о чем!

— Уважаемый Бруно, — заглядывая в шпаргалку и лучезарно улыбаясь, начал Алфей Бабахов. — У нас есть сведения, что вы достигли немалых успехов в цирковом искусстве, но судьба изменилась, и вам пришлось отсидеть в тюрьме, разумеется, совершенно незаслуженно…

— Ты знаешь, может, и заслуженно, — перебил его Бруно, громко почесав затылок. — Эти два фраера только выступали не по делу, а я им черепухи разнес… Не, заслужили, базара нет, но я тоже не совсем прав был. Надо было одному приложить, а на второго посмотреть — вдруг он убежит? Ну, и пусть бежит… А я сразу и второго уложил!

— А как считаете вы, уважаемый Святослав Аскольдович? — обратился Бабахов к Майскому. — Прав был уважаемый Бруно в этой ситуации или все-таки не прав?

Впервые за долгую телевизионную карьеру Майскому не хотелось оценивать поведение оппонента. Наверное, потому, что тот вынырнул в привычный мир слов из непривычного мира дел и мог в любой момент поступить с его бесценной «черепухой» так, как когда-то обошелся с «черепухами» неизвестных «фраеров».

— Гм… Ну… Думаю, что можно было принять альтернативное решение, — пробормотал он, и Бабахов понял, что дело плохо: от Майского пользы не будет, передача под угрозой. Надо было выправлять положение.

— Спасибо за вашу оценку, уважаемый Святослав Аскольдович! А что, уважаемый Бруно, вы исполняли в цирке?

— Разные номера работал. Человек-ядро, потом с орангутангом боролся, да много всякого делал, — буднично ответил карлик. — И в Америке выступал. Через Ниагарский водопад по канату ходил, с одного небоскреба на другой перелетал. Башни-близнецы знаете? На одной пушку поставили — бабах! И я уже на другой… — Он зевнул. — Ну, это давно было, еще до того, как их взорвали.

— А вы могли бы показать телезрителям какой-нибудь номер? — ослепительно улыбнулся Бабахов.

Бруно задумался.

— Пушки нет, сетки нет — значит, человек-ядро отпадает, — совершенно серьезно рассуждал он. — Ниагары тоже нет, и небоскребов… Вот побороться можно. Орангутанг у вас есть?

Шокированный Бабахов развел руками:

— К сожалению, этот момент мы упустили. А без орангутанга никак нельзя?

Бруно улыбнулся. Улыбка вышла нехорошей: какой-то пугающий оскал.

— Как же бороться, если нет орангутанга? Кого бороть? Правда, могу вот эту мартышку припечатать, — он показал пальцем на Майского.

Тот покраснел и закашлялся.

— Позвольте, что за оскорбления? Разве я для этого сюда пришел? Или мне уйти?

— Вообще-то наша передача исключает подобные вещи…

Бабахов незаметно подмигнул Бруно, явно поощряя его к действиям. Но у того мысль уже сделала очередной зигзаг.

— А давайте-ка лучше я нож брошу! — Он сунул руку в карман трико, через секунду из корявого кулака выщелкнулся блестящий клинок. — Пусть этот клоун к стенке станет, а на башку мы ему яблоко положим… Яблоко хоть есть?

— Это уж слишком!

Майский вскочил и, размахивая руками, скрылся за кулисами. Впервые неустрашимый полемист столь бесславно покидал место дискуссии. Но Бруно не обратил на это внимания.